Исключительное событие.

— Уважаемые члены комиссии по исключению из партии, — сказал председатель комиссии. — Перед нами опять стоит непростая задача: обсудить нашего следующего кандидата и решить, достоин он или не достоин быть исключенным из КПСС.

   Вот его заявление: "Прошу исключить меня из рядов КПСС. Обещаю своим трудом оправдать оказанное мне доверие!"

   — Зачитайте характеристику! — потребовал из комиссии по-демократически властный голос.

   Характеристика была образцовой.

   "За годы пребывания в партии кандидат зарекомендовал себя честным и порядочным человеком. В кулуарах постоянно рассказывал анекдоты про коммунистов. Издевался над членами ЦК. Три раза даже при свидетелях в курилке дернул за ухо бюст Ленина. У него много и других заслуг перед сегодняшней демократией".

   К характеристике были приложены одна рекомендация от уехавшего диссидента, две — от бывших политзаключенных и три — от беспартийных с 1917 года.

   Кандидат заметно волновался, чувствуя, как взгляды членов комиссии сфокусировались на нем. Только бы теперь не нашлось какого-нибудь ярого демократа, который к чему-нибудь прицепится и все испортит. Недаром до него уже троих с треском не исключили, а двоим дали испытательный срок. Если и его не исключат, это будет позор. Жену на работе заклюют, детей в школе задразнят марксистами.

   — Ну что, будем голосовать? — спросил председатель. — От себя могу добавить, что наш кандидат давно несет общественно беспартийную нагрузку и даже недавно участвовал в разгроме Красного уголка к нашему очередному съезду. Он сам лично на фотографиях выкалывай глаза передовикам коммунистического труда. Уже по одному этому поступку видно, что он наш человек!

   — А по-моему, голосовать рано! — перебил председателя все тот же властный голос. — Мы уже в прошлом месяце исключили двоих, а они не явились даже на субботник по сносу памятника Мичурину. Я предлагаю этих двоих серьезно наказать — немедленно восстановить в партии обратно. Без права выхода из нее пожизненно.

   — Правильно! — поддержала женщина с депутатским значком на груди. — Мы не имеем права засорять наши чистые беспартийные ряды. Надо еще разобраться в прошлом нашего кандидата. Поступили сведения, что он в юности пел в хоре песню: "О, как хорошо иметь тебя, партия!"

   — Нельзя о человеке судить по его прошлому! — заступился кто-то. — Человек может по нескольку раз в жизни менять свои взгляды. Возьмите хотя бы нашего президента!

   — Не за что пока брать нашего президента, товарищи!

   — Что?! Да за товарища вас саму надо в партии восстановить!

   — Я вам восстановлю. Моя бабушка была русской аристократкой. Я по крови — маркиза.

   — Ну и что? Мой дедушка тоже был граф!

   — Козел он был, а не граф. Это я вам как маркиза говорю.

   — А я, как граф, знаете, что вам сейчас скажу?! Члены комиссии заговорили разом, шумно, по-демократически раскованно...

   — Уважаемые дамы и господа! Леди, маркизы, графы… Раз мнения у всех разошлись, предлагаю провести с нашим кандидатом собеседование.

   Кандидат побледнел и стал одного цвета со своим заявлением. На собеседовании могли завалить любого. А во второй раз уже гораздо труднее будет встать в очередь на исключение… Тем более теперь, когда сверху была спущена строжайшая разнарядка, согласно которой предпочтение на исключение из партии должно было предоставляться рабочим. Их полагалось исключать первыми. Во вторую — служащих и инженеров. И в последнюю очередь — евреев. Практически на десять рабочих разрешалось исключить в среднем двух инженеров и пол-еврея.

   Кандидат не был евреем. Поэтому вопросы оказались не очень сложными — за знание самых основ.

   — Кто больше пил? Сталин или Брежнев?

   — Чем закусывал Брежнев?

   — Сколько времени провел в сугробе Чурбанов поле ужина с Хонеккером?

   — Где была Крупская, когда Ленин был в Польше?

   — Если слово Сталин произошло от слова "сталь", то от какого слова произошло слово "Ленин"?

   — А Киров? Киров — он что, кирял?

   Кандидат легко ответил на все вопросы, потому что накануне проштудировал современную демократическую прессу. Он даже дополнительно рассказал членам комиссии о том, что Гагарин жив. Ни в какой катастрофе он не был. Просто, чтобы не говорил лишнего, ему сделали пластическую операцию и пересадили мозг инструктора ЦК КПСС.

   Домой новоиспеченный беспартийный возвращался радостной трусцой! Сегодня в их семье будет настоящий праздник! Теперь их наконец-то прикрепят к закрытому магазину для беспартийных, а детей переведут из коммунистической школы в хорошую.

   Но самое главное — радовало другое. Под шумок он сумел не сдать свой партийный билет. Он лежал у него под подкладкой пиджака. Надо будет спрятать подальше! Не дай бог, кто-нибудь увидит. В век демократии это было чрезвычайно опасно. "Но ведь кто знает? А вдруг времена переменятся?!" — с надеждой и опаской подумал он. И почувствовал под сердцем тепло.